Жители страны басков заявление организации ЭТА о прекращении вооруженной борьбы восприняли со смешанными чувствами. Кто-то скептически, кто-то с надеждой. В течение нескольких десятков лет именно страх и недоверие определяли социальный климат в стране басков. Полвека деятельности ЭТА раскололи общество. Но люди, оказавшиеся по разные стороны баррикад, по-прежнему вынуждены жить бок о бок друг с другом.
Один из главных вопросов сегодня – будущее сепаратистов ЭТА, оказавшихся в тюрьме. Их родственники требуют отмены закона, согласно которому арестованные отбывают наказание в отдаленные района Испании. Жертвы терактов настаивают на уважении памяти погибших и исполнении уже вынесенных приговоров.
Жизнь трех женщин, как и многих других в стране басков, трагически отмечена этим конфликтом.
Мужа Кристины активисты ЭТА убили в 1996. Монтчо Дорал служил полицейским в Эртзанте. Люди из ЭТА обвинили его в измене.
В итоге Кристина осталась одна. Вдова с тремя детьми на руках. Однажды вечером левые националисты прошли маршем мимо ее дома. Крики, лозунги, требования. Именно тогда она и решила уехать.
При этом Кристина не стала вступать ни в какую организацию, объединяющую жертв баскских атак. Считает всех их слишком политизированными.
“…. Каким он был… да даже не знаю, как сказать… Мы прожили вместе 15 лет. Могу сказать, что он был интеллигентным и умным. На 4 года младше меня. Наверное, именно его интеллигентность меня и привлекала в нем в первую очередь. Да просто хороший был человек”.
“Я услышала взрыв. Потом увидела, как мимо промчался автомобиль. Я тут же подумала: точно такой же, как у Монтчо. В глубине души, я уже тогда знала, что это его машина. Потом взяла сына на руки, вышла на улицу, спустилась с холма и подошла к стоявшей машине. Он был там внутри, с закрытыми глазами. И небольшой кровавый след на лице. Потом я отвернулась”.
“Однажды, чтобы понять, что происходит, я решила поговорить с младшим сыном. Ему сейчас 17 лет. Я спросила: “Что ты думаешь, если они выпустят на свободу арестованных сепаратистов?” “Даже тех, кто убивал?”, – спросил он. Я ответила: “Да”. “Даже речи об этом быть не может”, – заявил сын. Сейчас легко говорить: да они убивали, но это уже не важно, пусть выходят на свободу. Но мне кажется, что это не лучший способ врачевания ран”.
“Я расчитываю на свою невнимательность, надеюсь, что просто не замечу на улице тех, кто выйдет на свободу. Хотя если честно, то не знаю, как буду реагировать. Думаю, что, наверное, никак. Особо смелой я никогда не была. Но так или иначе они когда-нибудь освободятся. Вопрос лишь как и в какой обстановке они окажутся”.
“Примирение… А что это такое? Что в точности значит это слово? Для меня его определение совсем не ясно. Если получится просто жить вместе, это уже будет здорово… Я думаю, что будет достаточно, если научимся просто уживаться друг с другом…”
Аранта живет в Рентерие, историческом оплоте левых сепаратистов. Она всегда чувствовала поддержку соседей. С того самого момента в 1999, когда ее сына арестовали во Франции за принадлежность к группировке ЭТА и признали виновным в покушении на убийство. Отбывать наказание юношу отправили в Севилью, за 900 километров от родного дома.
“Он не был из тех, кто разрисовывает стены граффити и все такое… Ну да, я знала, что он был вместе с ЭТА. Да, я была в курсе некоторых историй, которые случались с ним. Понимала, что он решил встать на их сторону.
“В день своего отъезда он сказал нам, что больше невозможно терпеть, когда у какой-то одной группы людей есть всё, а у других ничего. И еще он сказал, что такое положение дел не будет длиться вечно. И потом он уехал.
Затем по радио я услышала об аресте.
“Странно, но я как-то даже успокоилась. Конечно, я не хотела, чтобы его арестовали, не хотела, чтобы он подвергался опасности. Но когда узнала об аресте почему-то почувствовала себя спокойней. Мы не хотим, конечно, чтобы наши дейти сидели в тюрьме, но мы не хотим, и чтобы с ними случилось что-то ужасное, когда они на свободе. Может быть, потому что мы знаем, что у них не все в порядке, им негде укрыться, иногда негде спать…”
“Как я готовлюсь к поездке в тюрьму?…. Начинаю нервничать еще накануне отъезда, еще когда готовлю передачу и бутерброды для себя в дорогу. Сначала надо добраться до Сан-Себастьяна. Мы выезжаем в 16.45, проезжаем Сан-Себастьян, потом Исиар, Сумайю, Дуранго… В автобусе есть спальные места и можно вздремнуть. В 6 утра приезжаем в Севилью. И потом мне позволяют увидеться с сыномю Свидание длится всего 40 минут”.
“Мне действительно жаль всех погибших. Всех, кто стал жертвой, и их семьи. Но у нас, с нашей стороны тоже есть убитые, и почему-то никто не вспоминает об этих жертвах…. Нужно ли просить друг у друга прощения?… Ну если мы должны за что-то извиняться, тогда и они пусть сначала скажут “простите“ за то, что нам сделали.
“Придется, конечно, жить всем вместе. Случалось разное, но лично я ничего не имею против своих соседей. Конечно, нужно, чтобы после стольких лет противостояния, мы смогли как-то договориться…”
Один из активистов ЭТА убил мужа Пилар Элиас в 1980-м. Все члены группировки, замешанные в преступлении, оказались соседями Пилар, жителями деревушки Аскойта.
Позже она присоединилась к Народной партии и впоследствии много лет работала в местном муниципалитете.
Дать интервью Пилар согласилась только в доме своего сына. Не хочет, чтобы соседи видели, как она общается с прессой.
Под пристальными взглядами недоброжелателей она живет уже 14 лет. Чудом избежала смерти, когда они послали ей посылку со взрывчаткой, и была свидетелем того, как один из убийц ее мужа, вернувшись из тюрьмы, принимал почести от односельчан. Позже он же открыл посудную лавку на первом этаже ее дома.
“На самом деле Кандидо, убийца моего мужа, просто купил эту лавку. И я до сих пор себя спрашиваю зачем. Потому что раньше он был плотником, делал кухонную мебель, и вдруг решил переквалифицироваться в стекольщика.
“Ну я решила быть осторожной. Поэтому когда, например, проводятсяс собрания жильцов дома, чтобы договориться о починке крыши или чего-нибудь еще в этом роде, я туда никогда не хожу. Я просто говорю себе: тебя на этих собраниях не будет.
“Убить они, конечно, нас не убьют. Но на уровне разговоров могут доставить много неприятностей. Видели бы вы, как они на меня смотрят… Раньше еще хоть как-то сдерживались, а сейчас совсем стыд потеряли. Как раз вот такие сегодня и заправляют всем в мэрии, стали хозяевами в деревне”.
“Каждый год они пользуются бюджетными деньгами, нашими деньгами, чтобы поехать в тюрьму и повидаться с этими мерзавцами. То есть, за их свидания платим мы!
“А что остается нам самим? Мы сидим тут, мои дети стали сиротами, внуки никогда не увидят своего деда. Ну что сказать….”
“Посмотрим, получится ли у нас когда-нибудь мирно жить друг с другом. Может быть, через несколько лет. Будет видно. Но мы все этого хотим. Все хотим жить в мире”.
После ближайших выборов 20 ноября, новое испанское правительство, каким бы оно ни было по составу, определит свою позицию по вопросу о разоружении ЭТА и судьбе ее арестованных активистов. Но настоящее примирение, вероятно, станет делом нескольких ближайших поколений.
