"Это зрелище невозможно забыть даже через 30 лет": рассказывают очевидцы

"Это зрелище невозможно забыть даже через 30 лет": рассказывают очевидцы
By Euronews
Поделиться статьейКомментарии
Поделиться статьейClose Button

Авария В ночь на субботу, 26 апреля 1986 года, во время плановой остановки и испытаний четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС произошел взрыв

Авария

РЕКЛАМА

В ночь на субботу, 26 апреля 1986 года, во время плановой остановки и испытаний четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС произошел взрыв, полностью разрушивший реактор и часть здания. Начался пожар. В окружающую среду попало огромное количество радиоактивных веществ. Но те, кому пришлось ликвидировать последствия аварии – пожарным, солдатам срочной службы, сотрудникам милиции – слабо представляли себе, что их ждет. Информация об опасности замалчивалась. Многие из первых ликвидаторов получили смертельные дозы облучения уже в первые часы.


Ликвидаторы последствий аварии, май-июнь, 1986 (фото: Олег Векленко)

Александр Волошин, 50 лет, Канада:

«Я проходил срочную службу и в ночь аварии дежурил на телефонном узле нашего ремонтного батальона в г. Яворове Львовской области. В половине четвёртого ночи поступил звонок из штаба округа на квартиру комбата. Такие звонки случались раз в год, и я сразу понял, что это что-то важное. Телефонист имеет возможность прослушивать разговор, хотя это и запрещено. Дежурный по штабу округа офицер, судя по всему, был знаком с нашим комбатом и позвонил, чтобы предупредить его о серьёзной аварии на атомной станции под Киевом. Наш рембат имел на обслуживании химическую роту и технику, и был большой шанс, что кого-то отправят на ликвидацию аварии… Через четыре дня в Чернобыль отправили взвод химиков с техникой. Пятеро из них умерли после двух лет по демобилизации от полученных доз радиации».

Олег Розанов, 48 лет, Москва, Россия

«Участвовал в ликвидации в 1987 году рядовым срочной службы Об аварии не знал практически ничего, пока не привезли в Чернобыль. Наше подразделение базировалось на берегу Припяти, мы поддерживали исправное состояние понтонного моста. Никаких средств защиты у нас не было. Бывало, приходилось нырять в реку за понтонным якорем, чтобы передвинуть его…А мы ничего сначала не понимали. Только когда командир приказал нам убрать с дороги прицеп и выдал рукавицы, которые велел потом выбросить, потому что прицеп ужасно фонил, мы начали понимать кое-что… Многое вспоминается: про брошенную технику, которую потихоньку увозили ушлые прапора, про фонящее белье, которое кладовщики отправляли на родину, про воровство из зоны отчуждения…»


Фото из личного архива С.Бондаренко , ликвидатора аварии на ЧАЭС, участника проекта “Всeукрaинское oбъeдинeние вeтeрaнoв Чeрнoбыля”.

chernobyl bondarenko

Александр Наумов, 66 лет, Киев, Украина

«В ту ночь меня, исполняющего обязанности заместителя начальника линейного отдела внутренних дел на ж/д станции Киев-пассажирский, разбудил звонок помощника оперативного дежурного. Он сообщил, что всех поднимают по сигналу тревоги, и предупредил, что тревога не учебная. Причину он объяснил скупо – взорвалась атомная станция…

Под утро поступило сообщении, что на площадь прибыла колонна автобусов из Припяти. Где находится этот город в столичной области, представлял с трудом. Но никак не связывал его с мирным атомом. В автобусах, в основном были женщины и дети. От них получили первую правдивую информацию: да, там возник пожар, есть разрушения. На место аварии прибывают пожарные караулы со всей Киевской области. Один мужчина сообщил, что фоновые значения радиоактивности в несколько десятков раз превышают все допустимые. Авария очень серьезная. Больше он ничего сказать не смог. У него першило в горле…

К утру появились дозиметристы из солидного НИИ, удивленные прорывом сюда колонны автобусов, ведь официальной эвакуации Припяти еще не было. Проверку они начали с нас. Наши мундиры фонили, стрелки приборов зашкаливали. После чего возник вопрос, где мы успели набраться пыли. Замеры, сделанные в залах ожидания и на одежде припятчан, показали значительное превышение допустимых норм. Сообщив, что людей необходимо мыть, одежду менять, а дежурную комнату милиции необходимо дезактивировать, работники НИИ покинули вокзал. Мы вызвали уборщицу, которая сделала влажную уборку, а что было делать с людьми? Об этом никто не говорил и команд не давал…»

Подробно воспоминания Александра Наумова

Молчание в эфире


Припять, 1986 г. (фото: Олег Векленко)

Советские СМИ молчали об аварии 36 часов: первое официальное сообщение прозвучало в припятской радиотрансляционной сети, диктор объявил о временной эвакуации города (до аварии в городе проживало 47 тысяч человек). Центральные газеты и каналы молчали до тех пор, пока об аварии не заговорила западная пресса. Радиоактивное облако из Чернобыля пошло на северо-запад. В Швеции зафиксировали мощное повышение уровня радиации уже 27 апреля, и правительство собрало пресс-конференцию. Но лишь вечером 28 апреля в советскому ТВ в программе «Время» было зачитано сообщение ТАСС. В течение нескольких дней было эвакуировано население в радиусе 30 км от зоны взрыва, но в Киеве (100 км от Чернобыля) , в других городах Украины и Белоруссии никаких мер принято не было.

Выпуск программы “Время” 28 апреля 1986-го года

Оксана, 37 лет, живет в Киеве

«На момент аварии мне было 7 лет, я заканчивала первый класс в Припяти. Как раз была в школе (тогда учились по субботам). Там нам ничего не рассказали, только дали какие-то таблетки, и мы должны были вытирать ноги о влажную тряпку. Уже дома я все узнала. Отец пошёл на рыбалку, где-то рядом со станцией, и его, конечно, прогнали оттуда. Мама поняла, что надо срочно уезжать. Я заканчивала 1 класс в Чернигове у родственников. А осенью мы уже были в Киеве, так как отец был ликвидатором, и ему дали здесь квартиру. Авария повлияла на нас всех: я в детстве часто лежала в больнице, мама – инвалид 2 группы, отец умер в 1994 году. Лично я стеснялась того, что я оттуда, так как была разная реакция у людей: некоторые относились как к прокажённым. Но все же мне, ребёнку, все это воспринималось как приключение, жалко было только очень свою забытую в Припяти, совсем новую игрушку…»

Ольга Петухова, 42 года, живет в Смоленске, Россия:

« Чернобыльская катастрофа застала меня в Вильнюсе. Вместе с другими участниками детского фольклорного ансамбля я участвовала в фестивале народной музыки. Первое сообщение появилось 28 апреля, мы услышали новость в вечернем выпуске программы “Время”. Мы, дети, не очень поняли, в чём дело. Но старшие, знакомые с методиками работы СМИ, тревожно зашептались. Так или иначе, это не повлияло на программу нашего дальнейшего пребывания. Апрель 1986 был очень тёплым : было много выступлений под открытым небом, экскурсии по Вильнюсу, поездка в Тракай. 1 мая мы даже прошли в праздничной колонне с другими коллективами».

Один из первых выпусков шведского телевидения об аварии

Ольга Соколик, Киев:

«В час ночи зять моей тёти, физик-ядерщик, позвонил нам и сказал, чтобы мы немедленно уезжали из Киева и как можно дальше : на АЭС произошёл взрыв реактора. Средства массовой информации молчали. Никто даже словом не обмолвился об опасности, работало только «сарафанное радио». Более того, власти устроили в Киеве на майские праздники велосипедные соревнования международного уровня! Жара в городе стояла под 30 градусов. Транспорт не работал, люди шли домой пешком и на них, вместе с пылью и раскалённым воздухом, оседала невидимая радиация… Все постоянно делали влажную уборку квартиры, пили молоко, оно якобы спасало от радиации, некоторые с йодом. Также пили красное вино, которое тоже ограждало организм от радиоактивных поражений. Киев, несмотря на то, что находился практически рядом с местом катастрофы (100 км – прим. редакции), первая волна радиации обошла стороной. Муж моей коллеги, журналист, поехал на АЭС и вел оттуда репортажи. Он умер неполный год спустя».

Диана Лозицкая в апреле 1986 была студенткой Киевского института пищевой промышленности:

«Декан факультета объявил, что произошла ужаснейшая катастрофа – авария на Чернобыльской АЭС. Нет, паники в первую неделю не было. По радио все время сообщали: радиоактивный фон в норме, необходимо ходить по улице в головных уборах, производить ежедневно влажную уборку помещений, окна не открывать, на улицу без надобности не выходить, волосы мыть шампунем ежедневно. Улицы и здания также мыли, то есть смывали с них пыль., да-да, именно смывали. Ребята-старшекурсники взбирались на крышу общежития и водой мыли здание. Да, еще были рекомендации , что нужно пить красное вино, а кто-то говорил, что лучше водку… Школьников из Киева эвакуировали после праздников, как угодно, либо родители самостоятельно, либо организовано, вывозили на юг СССР. Студенты не могли себе этого позволить, впереди сессия. Напряжение нарастало, и не только в Киеве. Но Велогонка мира состоялась. И стартовала она в Киеве 6 мая. Опять студенты с флажками, не знаю как школьники, но студентов точно «выгнали». Не выйти на массовку в то время приравнивали к саботажу. Вот и стояла моя сестричка со своими сокурсниками под радиоактивным то солнцем, то дождиком. Как выяснилось вскоре, радиоактивное облако сносило именно на Запад и Северо-запад от Чернобыля, а это Полесье Украины, Беларусь, Прибалтика, ну и страны Европы Восточной и Западной. Именно с Запада и началась просачиваться правда о масштабе этой катастрофы. Их СМИ, которые как-то пробивались с информацией через «железный занавес» , а он был, просто бились в истерике. Ведь скрывали всю правдивую информацию, теперь-то об этом знают все. А тогда нас раздражала «истерика Запада».

Вернувшись в Киев через несколько дней, Дина узнала, что началось массовое бегство из столицы. «На Киевском железнодорожном вокзалe мы увидели картину массовой эвакуации. По-другому не назовешь. Людей не протолкнешься, все с таким багажом, будто уезжали навсегда, духота нереальная. билетов естественно никуда нет. У нас билеты были куплены заранее, и мы никуда не убегали, просто уезжали в Днепропетровск на несколько дней. Но это кошмарное зрелище невозможно забыть даже через 30 лет. Можно сравнить с гибелью «Титаника», люди с ужасом в глазах пытались найти свободное место в спасательных шлюпках. Разница в том, что корабль затонул мгновенно, а тут люди были обречены на медленное вымирание».

РЕКЛАМА

Выпуск французского телевидения Soir 3

Архив INA

Максим Соколов, 37 лет, журналист украинской редакции Евроньюс, Лион.

« Когда “взорвался Чернобыль”, мне было семь. Я не помню точный момент, когда узнал об этом. Да и в силу возраста осознание трагедии придёт ко мне намного позже. Но в те первые недели после аварии информацию о ней действительно очень хорошо скрывали. Иначе как объяснить, что мама отпускала меня гонять на велосипеде во дворе все майские праздники? Врезалась в память уже “эвакуация” из Киева. Вокзал полный школьников в пионерских галстуках, которых родители готовы были отправить хоть на край света, только бы подальше. Меня сначала забрала к себе во Львов папина бабушка. Через месяц эстафету перехватила мамина бабуля, которая увезла меня к своим родственникам в тогдашний Горький. Там на радиационном контроле у меня “запищали” сандалии, и их тут же забрали на утилизацию. Так я узнал, что мы – “чернобыльские дети”. В тот год тысячи детей так и не родились. Многих беременных женщин из зараженных зон заставили сделать аборт…
В сентябре 1986-го я пошёл в первый класс. А через 11 лет Чернобыль выдал мне пропуск в профессию. Моя первая журналистская командировка была в город атомщиков Славутич на международную научную конференцию по вопросам постройки так называемого объекта «Укрытие» – нового саркофага над четвертым энергоблоком ЧАЭС. Его строят до сих пор…»

Евгений Самойлов, 66 лет, Харьков, химик, старший научный сотрудник НИИ, был отправлен в командировку в Чернобыль через две недели после аварии.

Он вспоминает, как впервые попал в зону отчуждения.

«Предъявив голубенький картонный пропуск на КПП “Дитятки”, заезжаю в страшную и загадочную “Зону”. Лес. Над лесом, справа – непрерывный ряд огромных панельных зданий. Ближнее – с голубой полосой. А дальнее, которое с розовой полосой, полуразрушено и обгорело. Водитель говорит: “4 блок”.

РЕКЛАМА

В командирский двадцати-кратного увеличения прибор (с интересом) рассматриваю подробности: от крыши машинного зала наверх, к обгорелым конструкциям, тянутся пожарные рукава. Всё, как утром 26 апреля. Смотрю на стрелку прибора – 300 мР/ч.2

Смотрю на стрелку прибора – 300 мР/ч.
Водитель предупреждает: “Дальше - “Желтый лес”! Водитель даёт максимальный газ. Стрелка моего прибора, тут же – со звоном: “зашкалила”! Моментально переключаю поддиапазон прибора – 16 Р/ч. И – это внутри! Коэффициент ослабления гамма-излучения брони нашей машины всего 4! Справа и слева вдоль дороги стоит лес огромных мачтовых сосен с хвоей необыкновенного для мая месяца жёлтого цвета. Впереди маячит бетонный указатель г. Припять.»

Полностью воспоминания Евгения Самойлова

Смертельное облучение


Карта радиационного загрязнения Украины и Белоруссии. ФОТО © UNSCEAR

По официальным данным, в день аварии большие дозы облучения получили примерно 600 человек из числа персонала, находящегося на площадке АЭС.

РЕКЛАМА

28 из них погибли от лучевой болезни в течение нескольких месяцев после аварии. Всего же в ликвидации последствий аварии принимали участие 600 тысяч человек со всего бывшего СССР. По данным “ВОЗ от 2005 года”:http://www.who.int/mediacentre/news/releases/2005/pr38/ru/, в результате аварии на Чернобыльской АЭС в конечном счёте может погибнуть в общей сложности до 4000 человек. Но Союз “Чернобыль” России полагает, что на апрель 2014 года около 9 тысяч российских ликвидаторов аварии умерли, свыше 55 тысяч стали инвалидами. Greenpeace и организация «Врачи против ядерной войны» утверждают, что в Европе зафиксировано 10 тыс. случаев уродств у новорождённых, 10 тысяч случаев рака щитовидной железы в связи с Чернобылем.

Николай Павлов, 31 год, живет в Москве:

« Мама на момент аварии вместе со мной жила в Брестской области Белорусской ССР, недалеко от границы с Украиной. Мама рассказывала, что СМИ постоянно выступали с обращениями, что все порядке, что это не страшно. Ее родители были крестьянами, они поддались воздействию пропаганды, говорили, что все уйдет в землю. Мама не стала слушать уговоры, собрала вещи, и мы уехали жить в Сочи. После аварии несколько наших родственников умерли от рака. Это воспринималось как эпидемия: дедушка, другие родственники, множество знакомых, – все умерли от этой страшной болезни. Все, кто остался в Белоруссии. Я благодарен маме за спасенную жизнь ».

Евгений, 30 лет, живет в Москве :

«Мой отец в то время служил на авиабазе под Киевом, и мама привезла меня маленького, мне ещё года не было, к нему в феврале 1986-го. Перед майскими праздниками к нам туда прилетели в гости мои бабушка с дедушкой. Они часто вспоминают, что Киев был пустой, а навстречу им на Борисполь ехали автобусы, сверху донизу забитые матрасами. Дедушка с бабушкой предполагали, что автобусы везли матрасы для обустройства спальных мест для ликвидаторов. Отцу и другим военнослужащим рассказали всё только через несколько дней, после майских праздников, и дедушке с бабушкой тоже в городе никто ничего не сказал. В итоге, как только мы узнали об аварии, мама увезла меня на юг Украины, в Бердянск к прабабушке. Никто не рассказывал, что такое радиация и как её избегать, как очищать одежду. Ещё помню, что родители хотели второго ребёнка, но не стали, потому что боялись влияния радиации. Поэтому братьев и сестёр у меня нет.»


Обложка журнала Life за август, 1986. Фото: сайт Amazon.com

Видеобонусы:

РЕКЛАМА

Надежда Кутепова, эколог-правозащитник
Наталья Манзурова, радиобиолог

Олег Векленко, ликвидатор аварии

Авторы проекта: Наталия Маршалкович и Юлия Пухлий

Поделиться статьейКомментарии

Также по теме

Школы в Украине: уроки по обнаружению мин и психологическая помощь

Число погибших в результате российского удара по Одессе возросло до 21

Больница в Днепре – "фабрика выживания"