Детство, которое осталось в нацистской тюрьме

Детство, которое осталось в нацистской тюрьме
By Euronews
Поделиться статьейКомментарии
Поделиться статьейClose Button

Через 70 лет после освобождения Франции жертвы нацистской оккупации по-прежнему с болью вспоминают те годы. Судьбы многих из них война сломала в

РЕКЛАМА

Через 70 лет после освобождения Франции жертвы нацистской оккупации по-прежнему с болью вспоминают те годы. Судьбы многих из них война сломала в детском возрасте.

“По-моему, меня арестовали случайно, – вспоминает Андре Гайар, дочь участницы Сопротивления. – Мне было 8 лет. Я была с матерью, нас арестовали дома у командира ее сети, где была устроена засада. Нас встретили двое мужчин: один – с пистолетом, другой – с гранатой. Я думаю, что они были удивлены, увидев женщину с ребенком”.

“Когда нас арестовали 29 июня 1944 года, они отвезли нас в гестапо, – рассказывает французский еврей Клод Блох. – Через некоторое время пришел человек, который увел моего деда и мою мать на допрос. Через полчаса или через 45 минут моя мать вернулась одна и шепнула мне: “Они убили твоего дедушку”.

8-летнюю Андре, родители и братья которой были членами Движения Сопротивления, и еврейского подростка Клода отправили в лионскую тюрьму Монлюк. Она была реквизирована вермахтом для заключенных из южной части Франции. Более 8 тысяч евреев, бойцов сопротивления и пленных содержали там в ужасных условиях, отправляли на пытки в гестапо, расстреливали и депортировали в лагеря смерти.

“Они пришли за мной и отвели в так называемый барак для евреев, – продолжает Клод Блох. – Нас кормили один раз в день. Мы жили посреди клопов, которых там были миллионы”.

“Куда девать женщину, которая не была еврейкой, да еще с ребенком? Это была для них проблема, – говорит Андре Гайар. – Нас отвели в женскую столовую. Там были расставлены нары, двухъярусные кровати, которых я раньше никогда не видела. На них не было защитного барьера, не было лестницы, чтобы забраться наверх. Мама буквально захрипела: “Нет, она упадет!”

“Утром открылась дверь, и немец стал зачитывать список фамилий в алфавитном порядке, – вспоминает Клод Блох. – Мы знали, что есть два варианта – на выход с вещами или без. Оба раза, когда я это видел, это заканчивалось выходом без вещей. То есть те, кого вызывали, знали, что их уводят на расстрел”.

“Мою мать несколько раз допрашивали, со всей бесчеловечностью, как и других заключенных, – говорит Андре Гайар. – Когда ее увели в первый раз, я спросила: “Где моя мама, ей оставить ее обед?” Другие женщины мне сказали: “Она не захочет есть, когда вернется, увидишь, она сама тебе об этом скажет”.

“Были слышны крики, лай собак, мы не знали, где находимся, – продолжает Клод Блох. – А потом узнали, что нас привезли в Биркенау. Мне было 15, я колебался, а потом пошел рядом с матерью, так как мы были в одном вагоне. Она резко оттолкнула меня к мужчинам. И в то же мгновенье мы потеряли друг друга из виду. Мы не знали, что будет дальше. Больше я никогда ее не видел”.

“Мою мать депортировали в концлагерь Равенсбрюк, – говорит Андре Гайар – Она вернулась в конце июня 1945 года. Отца депортировали в Дахау, где он умер. Один из моих братьев был отправлен в Маутхаузен. Он умер 24 марта 1945 года.”

“Я постоянно вспоминаю о том, как потерял мать, – говорит Клод Блох. – Когда я просыпаюсь по ночам, я думаю о ней, я по-прежнему ее вижу и не могу свыкнуться с мыслью, что она вот так умерла”.

“Мое детство осталось в Монлюке, – завершает свой рассказ Андре Гайар. – Выйдя оттуда, я уже больше не была ребенком”.

Поделиться статьейКомментарии

Также по теме

Воспоминания участника французского Сопротивления

Как оздоровить госбюджет Франции?

Мигрантов из Парижа перевозят в другие города. Власти говорят, что это не связано с Олимпиадой